|
Предисловие
Любая разумная деятельность человека имеет определенную точку
отсчета, фундамент, начало, источник. Каждое движение, каждое действие, каждое
решение человека здесь и сейчас основывается на этом фундаменте, гармонично с
ним соотносится. Разумный человек в своей деятельности стремится не принимать
решения, диссонирующие со своим внутренним убеждением.
Эти убеждения можно назвать принципами, идеологией,
этическими нормами, совестью, представлениями о справедливости, добре и зле.
Правоприменительная деятельность государства — это,
безусловно, разумная и чрезвычайно сложная и многообразная деятельность целого
сообщества людей. Миллионы решений в год принимаются правоприменителями,
превращая хаос социальных взаимоотношений в некую рациональную и объяснимую
конструкцию.
И в каждом из этих миллионов решений правоприменителя
связывает некая ниточка с определенным фундаментом, той самой точкой отсчета,
абсолютной ценностью, на которой базируется вся эта огромная конструкция.
Такой абсолютной ценностью может быть вера в Бога, в Аллаха,
в коммунизм, ею могут быть интересы государства и права человека. Такой
ценностью может быть и смерть, как Путь Самурая. Важно, что эта ценность в
каждом обществе может быть только одна, именно она его объединяет, она вызывает
необходимость формировать из хаоса порядок вещей. Этот порядок с ней гармонирует
и ей подчинен.
Современная постсоветская Россия уникальна тем, что в ее
правовой системе заложены два взаимоисключающих начала: интересы государства и
права человека.
Первая ценность пришла из прошлой эпохи, когда все в
имперской России, а затем в советском обществе было подчинено интересам
государства, когда под «общественным» понималось «государственное», а «личное»
обязано было ему подчиняться. Именно поэтому преступления против государства и
преступления представителей государства в российской правоприменительной
практике, начиная с дела Веры Засулич, традиционно расцениваются по-разному,
мера ответственности за первые существенно выше, чем за вторые.
В уголовном законодательстве советского периода преступления
против государства выделялись в отдельные составы по объекту, мера наказания по
ним значительно превышала меру наказания за аналогичные деяния в отношении
частных интересов. Государевы люди пользовались всеми возможными привилегиями,
поскольку считалось, что выполняют они особо трудные задачи. Основываясь на
подобной позиции, например, факт применения насилия милиционером в отношении
задержанного преступника в ходе чрезвычайных государственных мер по борьбе с
преступностью воспринимается как вынужденная допустимая мера, как издержки на
верном пути («лес рубят — щепки летят», «чрезвычайная комиссия по борьбе…»,
«головокружение от успехов», «временные меры», «чрезвычайная ситуация», «контртеррористическая
операция», «режим усиления», «чрезвычайные меры по борьбе…» и пр.).
В конце 80-х годов прошлого века в страну ворвалась
демократия со своими ценностями. В начале 90-х годов прошлого века Россия
провозгласила себя демократическим государством. Вслед за этим в правовую
систему были занесены ранее чуждые ей принципы демократии и ценности прав
человека. Концепция судебной реформы 1991 г., Конституция 1993 г., решения
Конституционного суда, значительная либерализация в первой половине 90-х годов
уголовного, уголовно-процессуального, исправительно-трудового законодательства
ввели новые ценности в правоприменительную и судебную практику.
Тем не менее после сворачивания либеральных реформ в середине
90-х годов российская правовая система оказалась в странной ситуации. Старые,
инквизиционные, государственнические традиции не уничтожены, а новые,
демократические, до конца не прижились. Установились две взаимоисключающие
позиции. Внешний облик сохраняется демократическим, а внутреннее содержание ему
не соответствует.
В этой связи в весьма хаотичном и противоречивом российском
законодательстве чрезвычайно трудно найти адекватное отражение (имплементацию)
логики Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее —
Конвенция). Эта же логика состоит из нескольких уровней:
1-й уровень — государство должно встать на позицию высшей
ценности неотъемлемых прав и свобод человека;
2-й уровень — государство должно предпринимать активные
действия, двигаясь в направлении обеспечения гарантий прав человека;
3-й уровень — представители государства ни при каких
обстоятельствах не должны нарушать права человека в своей деятельности (за
исключением прямо указанных в Конвенции условий);
4-й уровень — в случае нарушения прав человека органы
государства должны провести эффективное расследование этого факта, включая
выявление причин и условий нарушения, установления виновных должностных лиц,
привлечения их к ответственности;
5-й уровень — пострадавший от нарушения прав человека должен
получить от государства денежную компенсацию, адекватную причиненному вреду.
В современном демократическом мире, мире высоких технологий,
быстрых коммуникаций и огромного потока информации, инквизиционный атавизм
российской правовой системы и правоприменительной практики выглядит как дурной
запах от человека в приличном обществе.
Европейский суд по правам человека на этом фоне де-факто
становится некоей высшей судебной инстанцией для россиян, его решения
существенным образом влияют на российскую правоприменительную практику, у
юристов возникает вполне осознанное желание понять и принять принципы
деятельности Европейского суда и Конвенции. Здесь возникает масса нестыковок и
коллизий, обнажающих порой явное несоответствие российского законодательства, а
главное, правоприменительной практики этим принципам.
В таких условиях изложенный в книге глубокий анализ истоков и
смысла позиции, логики Европейского суда по правам человека, по кирпичику
разбирающего каждое дело, чрезвычайно важны. Особенно важно привязывать эту
логику к российской действительности и прививать ее местным правоприменителям.
Как только критическая масса представителей государства, воспринимающих права
человека фундаментом и основой основ, будет преодолена, в России пойдут
необратимые позитивные процессы, превращающие ее в полноправную европейскую
демократическую державу.
Павел Чиков,
кандидат юридических наук,
магистр государственного администрирования,
председатель Ассоциации групп общественных расследований,
руководитель правового отдела фонда «Общественный вердикт»,
директор проектов Правозащитного центра г. Казани | 
